Спектакль Алексея Степанюка стал седьмой по счету постановкой «Пиковой дамы» на Мариинской сцене, включая мировую премьеру этого шедевра в декабре 1890 г. под управлением Эдуарда Направника, бессменного руководителя всех мировых премьер опер Чайковского в Императорском театре. Предпоследняя версия «Пиковой» Александра Галибина ставилась ровно 16 лет назад, в 1999-м, и, несмотря на свои очевидные достоинства, уже довольно давно исчезла с афиши. Вместо нее шел классический спектакль Юрия Темирканова, поставленный свыше 30 лет назад и в условиях современного режиссерского театра уже давно превратившийся в «петербургский сувенир» - исторически точный, но фактически лишенный внутренней жизни.
Задающий сегодня моду в режиссуре Мариинского Алексей Степанюк пошел по темиркановским стопам, представив в прошлом году своего «Онегина», а в этом замахнувшись на «Пиковую» и собрав ту же команду сценографов. В чем нельзя отказать режиссеру, так это в чувстве востребованного сегодня стиля ампир. Движущиеся колонны, то выстраивающиеся галереей, то создающие внутреннее пространство залов, роскошные багеты, золото и мрамор на черном фоне – сценографические доминанты спектакля (художник-постановщик Александр Орлов). Под стать сценографии и пышные костюмы, словно снятые с подарочных фарфоровых кукол (художник Ирина Чередникова). Петербургский миф, которым пронизана самая мистическая опера Петра Ильича, предстал в роскошных парадных одеждах.
В преддверии «Звезд белых ночей» Валерий Гергиев сказал, что новая постановка «Пиковой» специально рассчитана на приобщение к шедевру молодых певцов и что вместо имен привычных корифеев в спектакле можно будет увидеть новые фамилии. Состав действительно заметно «омолодился», и даже старуху, в роли которой обычно в Мариинке выступала Ирина Петровна Богачева, на премьере пела Мария Максакова, находящаяся в самом расцвете лет. Максакова замечательно вжилась в роль роковой героини, по-актерски сильно исполнив знаменитую Je crains de lui parler la nuit, цитированную Чайковским из оперы А. Гретри «Ричард Львиное сердце». Тщательно проартикулированный текст этой вроде бы незатейливой песенки вдруг мощно срезонировал с глубиной замысла сцены. По идее режиссера, главный герой Герман безумен уже с самого начала оперы, одержимый жаждой денег и власти. На звуках вступления мы видим мальчика в наполеоновской треуголке, который перед черным супером строит карточный домик. Затем, обернувшись, он видит одетую в черное незнакомку, которая, подобно Снежной королеве, приковывает его взгляд и удаляется. В следующей сцене в Летнем саду этот же мальчик уже командует детским парадом, а через несколько минут мы видим «повзрослевшего» Германа в той же треуголке и черном сюртуке. Режиссер оказался «милосерден» к главным героям, Герман не закалывает себя ножом, а просто рушит построенную в самом начале и стоявшую на протяжении всего действа карточную пирамидку, Лиза также не прыгает в канавку, а уходит в глубь сцены, словно бесплотная тень сквозь выезжающий на первый план игорный дом с веселящимися офицерами. Пожалуй, самым остроумным приемом стало появление призрака графини, которая, как будто поднявшись из гроба, встает прямо из кровати Германа. Однако подобные режиссерские приемы рассеиваются тонким слоем на золоте и глянце. То из сиреневого тумана выплывает салон Лизы и Полины, восседающих в томных позах вокруг муляжей музыкальных инструментов, то застывают, а затем оживают золоченые статуи – как это бывает на улицах европейских городов для развлечения туристов, то на заднем плане «казармы», в которой сидит Герман, бесконечной чредой идут монахи в черном со свечками в руках…
Зато без всяких скидок сильной оказалась музыкальная сторона постановки. Оркестр в руках Гергиева звучал импульсивно, при этом подчеркнуто строго и даже графично, обнажая широкую палитру чувств от оцепенелого страха до страстного неистовства. Максим Аксенов, певший Германа в первый вечер, создал достаточно убедительный образ маниакального героя, но чувствовалось напряжение, с которым ему приходилось преодолевать вокальные сложности. Лиза в исполнении Ирины Чуриловой, солистки Новосибирского театра, недавно пришедшей на Мариинскую сцену, напротив, была слишком уж сдержанна и, скорее, по-матерински жалела несчастного героя. Актерская и музыкальная удача прошедшей постановки – Томский в исполнении Романа Бурденко, предъявившего публике и роскошный вокал, и необходимую стать.
На «Звезде белых ночей» спектакль будет показан еще – ближе к закрытию фестиваля, а затем встреча с «Пиковой» в новых «одеяниях», по-видимому, состоится зимой. Валерий Гергиев обещает сделать этот спектакль репертуарным.
Фото Натальи Разиной
Поделиться: