XXI Международный музыкальный фестиваль «Звезды белых ночей» по концентрации ярких событий затмил своим блеском столичную афишу. Среди самых значимых – выступление Венецианского барочного оркестра п/у А. Маркона и полный цикл скрипичных сонат Бетховена в интерпретации греческого скрипача Л. Кавакоса и итальянского пианиста Э. Паче.
ЗВУЧАЩИЕ КРАСКИ СТАРИННОЙ ЭПОХИ
Основанный Андреа Марконом в 1997 году Венецианский барочный оркестр сегодня один из лучших в мире коллективов, специализирующихся на исполнении старинной музыки. До сих пор в России венецианцы выступали лишь однажды – в ноябре 2011-го на петербургском фестивале «Серебряная лира», – и вот снова посетили Северную столицу в рамках международного турне с меццо-сопрано Магдаленой Коженой.
Несмотря на неуклонно возрастающий в России интерес к музыке барокко, произведения этой эпохи – по-прежнему камень преткновения для отечественных исполнителей. Барочная музыка имеет совершенно иную эстетику, нежели более привычная для нашего уха музыка романтическая: вместо густых красок – искусство полутонов, в котором все строится на тончайших переходах и нежнейших оттенках, и слово, даже когда оно не звучит, играет ведущую роль. Риторическая природа музыки барокко проявляется как в опере и кантате, где музыка впрямую связана с текстом и самым трепетным образом реагирует на малейшие его нюансы и настроения, так в инструментальных сочинениях, где форма также строится по законам риторики. И если музыканты попадают на нужную «волну», то происходит самое настоящее чудо, которое, собственно, и произошло на концерте Магдалены Кожены и Венецианского барочного оркестра.
В программе вечера звучали инструментальные концерты и арии из опер Вивальди и Генделя. Его открыла небольшая Симфония для струнных До мажор Антонио Вивальди, в которой уже стало ясно, что выступает коллектив экстра-класса. Стоя перед возвышающимся на подставке клавесином и исполняя лаконичную клавесинную партию, Андреа Маркон не столько дирижировал, сколько давал оркестру острые энергичные посылы. Вслед за этим номером Магдалена Кожена в сопровождении оркестра и солирующей флейты безупречно спела арию Руджеро из оперы «Неистовый Роланд» Георга Фридриха Генделя, продемонстрировав потрясающую вокальную технику. Следуя переменам характера музыки, ее голос переливался множеством красок, то легко воспаряя в высоту, то погружаясь в бархатные глубины, то приобретая стальную твердость и силу. Впрочем, в этой первой арии чувствовалось, что впервые выступавшая в России певица как бы присматривается к незнакомой ей публике, до отказа заполнившей Концертный зал Мариинки. Публика ответила знаменитой певице восторженными рукоплесканиями, и дальнейшая динамика концерта пошла по нарастающей. В завершившей первое отделение арии Фарнака из одноименной оперы Вивальди Кожена показала себя великолепной актрисой: буквально проживая каждое слово, она заставила сопереживать страданиям своего героя. Равно и исполненными во втором отделении ариями Генделя Магдалена Кожена сумела убедить, что страсти в старинной музыке кипели ничуть не ниже градусом, чем в романтической опере. При этом все эмоции облекались в восхитительно нежные, обволакивающие гармонии, звучавшие, как отблеск непостижимо прекрасного горнего мира. Восхищенная публика долго не хотела отпускать певицу со сцены, так что ей пришлось спеть три биса. Первый из них, ария Альмирены «Дай оплакать жребий несчастный» из оперы «Ринальдо», поразила своей простотой и безыскусностью. Это музыка, где скорбные эмоции переплавляются в лучистый свет, и идеальная ровность, замирающие, растворяющиеся в тишине звуки – те средства, которые заставляли внимать каждой ноте как величайшему сокровищу. Ну а последняя прозвучавшая ария – «Si dolce и’l tormento» Клаудио Монтеверди – воспринималась… как абсолютно современная, притом популярная музыка, наполненная высоким и искренним пафосом.
Оркестр составил достойное обрамление Магдалене Кожене. Дирижер (а также органист и клавесинист) Андреа Маркон собрал в нем исключительно уроженцев Венеции, чтобы как можно точнее и глубже передать дух столь любимого им города. И та карнавально-театральная стихия, с которой в нашем сознании обычно связана Венеция, в полной мере проявилась в игре. Музыканты погружались в потоки музыки, увлекая за собою слушателей. Подлинными героями концерта стали солисты – фаготист Карлес Кристобаль, флейтист Микеле Фаваро, роскошный лютнист Ивано Заненжи, поразившая всех скрипачка Анна Фусек, которая, отложив свой инструмент, так сыграла сольную партию на блок-флейте в концерте Георга Филиппа Телемана, что зал просто затаил дыхание, настолько это было технично.
В небольшом интервью перед концертом Андреа Маркон признался, что ищет в старинной музыке те же чувства и страсти, которые испытывает и современный человек. И в этом также один из секретов успеха коллектива. Соблюдая диктуемые барочными трактатами правила, музыканты играют Генделя и Вивальди, как современных композиторов: они уверены, что их сочинения способны поразить людей нашего века так, как поражали человека, жившего триста лет тому назад. И в этом смысле аутентизм Венецианского барочного оркестра заключается не в том, чтобы представить музыку точно так, как она могла звучать в далекую эпоху, а в том, чтобы найти новые, трогающие душу отзвуки божественной гармонии в наш суетный век.
БЕТХОВЕН: МЕЖДУ РОМАНТИЗМОМ И XXI ВЕКОМ
Полный цикл скрипичных сонат Бетховена в интерпретации одного из лучших скрипачей современности – Леонидаса Кавакоса – стал очередным вкладом в «бетховениану» Концертного зала Мариинского театра, которая уже включает в себя все симфонии, фортепианные сонаты и фортепианные концерты композитора.
С бетховенскими сонатами Леонидас Кавакос и Энрико Паче объехали ряд мировых столиц и фестивалей, включая Зальцбургский фестиваль, по праву считающийся международным смотром лучших достижений исполнительского искусства. Приглашение Кавакоса с Бетховеном в Зальцбург примечательно еще и тем, что на этом престижном фестивале мало играть просто хорошо – надо найти сверх того нечто такое, чем можно было бы заинтересовать и даже удивить весьма искушенную публику.
Скрипичные сонаты Бетховена сегодня можно услышать в разных вариантах: от привычной романтической трактовки сочным плотным звуком (в духе знаменитого дуэта Давид Ойстрах – Лев Оборин или современной записи Анне-Софи Муттер) до аутентичных изысканий с жильными струнами и старинными клавирами. Леонидас Кавакос избрал некий средний путь. Это взгляд на Бетховена с позиции исполнителя, прошедшего «школу музыки» XX века и использующего все выразительные возможности современной скрипки. При этом – решительный отказ от каких бы то ни было «излишеств» в виде романтического пафоса или налета сентиментальности. В результате в музыке Бетховена очень ясно проявилась красота конструкций, а также высокий аристократизм (особенно нужный, если учесть, что скрипичные сонаты звучали в великосветском обществе, а три из них и вовсе были посвящены русскому императору Александру I). Убрав, так сказать, «жировые отложения», Кавакос обнаружил хорошо развитую «мускульную ткань». Музыка Бетховена оказалась построенной на постоянно меняющихся антиномиях: напряжение – отдых, движение – покой, стремление – замирание. И возникала кинетика, которая сама диктовала нужные темпы и артикуляцию. Так, в сложнейшем финале «Крейцеровой» исполнители, казалось, только дали первый толчок, а дальше музыка уже «самостоятельно» развивалась – в стремительном темпе, увлекая слушателя в стихию безостановочного движения.
Кавакос также намеренно отказался от хронологического исполнения сочинений в три вечера, построив программу таким образом, что десятую сонату публика услышала в конце первого вечера, а первую – в начале последнего. С одной стороны, конечно, было бы логичнее слушать произведения в порядке их написания, прослеживая этапы творческой эволюции композитора. Но с другой стороны, перемешав порядок следования, Кавакос показал, насколько Бетховен оставался верен себе на протяжении 13 лет, отделяющих первую сонату от последней. Зрелость и мудрость уже присутствовали в ранних сочинениях цикла, а в поздних давали удивительный синтез искреннего чувства и возвышенной философской мысли. Это особенно проявлялось в медленных частях, которые Кавакос исполнял строго и вместе с тем очень тепло.
Впрочем, задумки Кавакоса в трактовке бетховенских сонат не были бы воплощены, если бы их не поддерживал второй участник ансамбля – великолепный Энрико Паче. Во времена Бетховена его скрипичные сонаты назывались сонатами «для фортепиано и скрипки», и поскольку Бетховен был блестящим пианистом, то и партию фортепиано всегда нагружал немалыми сложностями. Значение Энрико Паче ни в коей мере не сводилась к роли аккомпаниатора, пусть даже тонкого и вдумчивого, – он был полноправным партнером скрипача, притом превосходно понимавшим все его намерения. Сыгранности Кавакоса и Паче оставалось только удивляться, как и отдельному мастерству Энрике. Прекрасно владеющий романтическим репертуаром Энрико Паче предложил для Бетховена округлый, мягкий звук. Скрипка и фортепиано звучали в едином стилистическом ключе.
Каждый из трех вечеров завершался небольшим бисом. В первый и третий музыканты исполнили медленные части сонат Ф. Шуберта и Р. Шумана, а во втором прозвучала замечательная пьеса И. Стравинского «Дифирамб», в острых изгибах которой чувствовалось несомненное влияние Бетховена, далеко обогнавшего свой век.
Поделиться: